65 лет как кончилась война. ...Свидетелей осталось немного. Какие-то факты стерлись из памяти, смешались даты, события. Но столько всего хлебнули — не верится, что выжили. И в нечеловеческих условиях можно оставаться человеком, и пережить можно все. Но...только бы это не повторилось. «Только б не было больше войны!» — как заклинание говорит и говорит Мария Афанасьевна, вспоминая молодость, Белоруссию. Белоруссия приняла первый удар. Ессенки Добрушевского района, откуда родом Мария Смотренко, как и многие деревни, обезлюдели быстро. Фашисты прошли огненной лавой по земле, творя немыслимые зверства. Людей угоняли в Германию. Детей, стариков живыми бросали в колодцы. Разве думали, что оккупанты не пощадят ни тех, ни других? Когда уходили в партизаны, оставляли своих ребятишек на стариков.

— Я поначалу связной была, — рассказывает М.А.Кузнецова. — Листовки распространяла. Эти весточки с призывом: не поддавайтесь, скоро освободим вас — поддерживали, давали людям надежду. Когда партизаны позвали брата в отряд, я ушла с ними..

Слава Богу, Добрушевские леса непроходимые, было где прятаться. А иначе бы нас всех уничтожили, в Германию угнали.

Жили не в землянках — на одном месте не оставались: немцы обнаружат, начинают бомбить. Веток наломаем, листья набросаем. Как дождь — в шалаше все течет... Вымокшие, замерзшие спим. Переодеться не во что. А уж сколько вшей было! Командир Федор Иванович Буров все, бывало, просил: рубаху потрясти над огнем.

Болото кругом. Накопаем ямку, вода скопится, в ней и стираем. И воду болотную пили. Потом к реке перешли, там уже и помыться можно...

Днем партизаны спали, ночью выходили на задания. Кроме нашего вокруг было много отрядов. На железной дороге (пять мужиков да я — 30 килограмм тола за спиной) подрывали эшелоны. Не все возвращались с задания. Однажды и нас чуть не прихватили враги, разведчик сумел предупредить.

— А у вас оружие было?

— А как же. Ружье. Только я из него не стреляла. Боялась убивать. Немцы у нас были в плену. Троих, отъявленных мерзавцев, расстреляли, а двоих потом отпустили. Наши не уничтожали зря.

Голод узнали сполна. Отряд, человек триста, всю лебеду по округе съедал. Ходили по деревням, добывали пропитание. А что у населения было? Хорошо, если картошка да щавель.

В 43-ем, после освобождения, партизаны с армией пошли дальше. Я болела, температура под сорок, и меня  завезли в какую-то деревню. Добрые люди выходили отварами, травяными  ваннами. Тогда же встретилась с будущим мужем. Партизан Василий Кузнецов тоже больной лежал. Потом его назначили председателем Переростовского сельсовета. Какая трудная послевоенная жизнь! Люди жили в землянках. Все погорело. Потом уехали на родину мужа, в Бийск. А в Шира — с 80-х годов, зарабатывала пенсию в Туимском совхозе.

Нашла дом на улице Рабочая быстро. А вот куда стучаться: две калитки — еле разобралась. Две калитки, два крыльца, два входа — а дом один, под общей крышей. Его разделили, заделав внутри одну дверь кирпичом. Получилось две половинки. Мария Афанасьевна в своей. За стенкой — дочь Валентина с семьей. У стариков ритм жизни иной, хорошо — никто не мешает, и родные души рядом — только стукни...

У бабы Маши сейчас заботы: окна новые вставить, помидоры на рассаду посадила. За огородом только присматривает. Дочь не позволяет работать. Летом полоть, поливать — внуков дело...

В небольшой комнатке и кухоньке удобно, уютно. Телевизор хороший, на стенах старые фотографии, икона. От печки тепло, кастрюльки с варевом блестят.

Мария Афанасьевна о своем богатстве рассказывает, о детях и внуках. И суровое лицо дивно преображается улыбкой. Дочь Нина в Абакане, бывший агроном, Татьяна в Минусинске, ветврач, теперь уже обе на пенсии. Валентина старшим продавцом работает, сын Владимир кочегаром на железной дороге. Девять внуков, два правнука. Двухлетней правнучке баба Маша удивляется, ее ранней самостоятельности... Внучок в четвертом классе учится. Придет, поцелует: «Спокойной ночи, баба!» Или: «Я сегодня не буду ночевать, завтра приду.»

— А я и рада до смерти. Хорошо, когда родные рядом. Есть ради кого жить.

Была ли Мария Афанасьевна на своей родине после войны? Ездила, и не раз. Сестра вызывала памятник поставить. Два брата пришли с фронта калеками, еще живы были. Земляков никого не осталось. Из Германии только одна вернулась.

Последний раз недавно ездила, с дочерьми:

— Лучше люди там живут, не так, как мы. Молодым пить не разрешают. Лоботрясничать не позволяют. Не хочешь учиться, иди дрова пили. Лето повкалывал, стал думать о будущем. После института работу предоставляют. А у нас?...

Расстраивается. Не за своих — за чужих. Слышит, как летом на остановке молодежь собирается, а утром гора хлама и пустых бутылок. У молодых нет работы. Неприкаянные, ненужные, да и отученные от труда. От того баловство: как обдурить, как украсть думают. Горько им, фронтовикам, видя, как живут их внуки и правнуки...

Столько лет прошло, а не забыть ужасы пережитого. Военные хроники (фашисты сжигают деревню, угоняют в Германию, зверствуют в концлагерях...) — без содрогания смотреть нельзя.

Может, и рады бы старики забыть. Да жизнь вновь и вновь напоминает о прошлом ...

Любовь ТАРАРИНА
Фото автора